Нолан никогда не отличался наивностью. Ее из него выбила жизнь весьма жестоким и беспощадным образом. Так что он прекрасно отдавал себе отчет в том, что у него будут проблемы и что в его окружении будут недовольные, амбициозные и обиженные. Было ли это поводом отказывать Марко, который жаждал видеть Висконти на своем месте? Совершенно точно нет. У Нолана хватало жестокости и жестокости, чтобы приструнить даже самых буйных подчиненных. Там, где язык силы не помогал, помогал Томас, сглаживая и договариваясь, и этот союз был во всех смыслах идеальным. Но не безупречным, ведь невозможно просчитать все варианты и всех людей вокруг. Да и кто бы мог подумать, что аукнуться может принятое черт знает когда решение.

Сообщение о том, что кто-то поджег одну из ферм Контини вызывало у Нолана острое желание открыть охоту на ведьм и устроить массовые репрессии. Благо, рядом теперь всегда был человек, который умел перенаправлять разрушительную агрессию Висконти в более нейтральное русло. Проверки начались, но делались они втихаря, чтобы не распугать виновников, однако результатов это "расследование" не давало. Нолан был свято уверен, что ферму слил кто-то из своих, кто-то, кто знал где она, как охраняется и когда лучше всего нападать, так что наличие крысы в своих рядах он не ставил даже под сомнение, несмотря на то, что тот же Монти предлагал и другие объяснения произошедшему. Тем не менее, Нолан стоял на своем. А потом случилась облава полиции, в которую угодил Грэгори Альварэс. Но на этом инцидент не был исчерпан, и бонусом этот псих всадил несколько пуль в брата Нолана, хотя тот строго настрого запретил своим трогать Рика. Все это наводило на не самые приятные, но весьма очевидные мысли, однако Нолану все еще казалось, что он что-то упускает. И не зря.

Несмотря на то, что сам Нолан никак не появлялся в жизни брата, это не значило, что он не следил за ним, и справлялся о его здоровье и не желал самостоятельно вырвать Грэгори руки за то, что он сделал. Когда же Баччи сам вышел на связь и предложил встречу, Нолан знатно удивился. Его радовал только тот факт, что брат выкарабкался, но бесконечно бесило, что Грэгори до сих пор распускает свой грязный язык, совсем потеряв берега. Неприятно царапнула новость, что Рик добрался до этого ублюдка, но эту проблему решить должен был Сантини, которого как раз приставили к брату в напарники. Не мог Нолан после произошедшего просто оставить мелкого без присмотра, слишком уж активно тот рвался под пули. А хоронить его раньше времени в планы Нолана не входило, несмотря на все трудности их общения. Ну, или его отсутствия. Впрочем, встреча с Риком и его слова о крысах стали для Висконти подтверждением, что надо смотреть тщательнее на своих, ведь история с поджогом фермы, похоже, не была связана с провалом Альварэса. Но даже теперь у Нолана были лишь смутные догадки, и никакой четкости и понимания, на кого смотреть.

Все вскрылось совершенно внезапно. Очередное утро началось с кучи звонков, которые не давали Нолану даже кофе толком допить. Но один из звонков в это утро стал особенно любопытным.

Вератти.

Нолан нахмурился, выслушивая информацию, пытаясь понять, о ком идет речь. Первая мысль была о Фредерико, но она не укладывалась в голове, ведь кто-кто, а этот человек был предан семье дольше, чем Нолан, и сомневаться в нем не было ни одного повода. Нэш, старший его сын, тоже был с головой поглощен делами клана и своим собственным многообещающим будущем, и у него тоже не было повода разрушать свою жизнь и подставлять отца. Оставался Леон...

Чертов выскочка Леон.

Нолан сжал челюсти так, что заиграли желваки, когда получил подтверждение, что у Леона Вератти был открыт новый счет, и как раз после поджога на него поступила крупная сумма. Теперь картинка сложилась. Но этого пиздюка были все поводы ненавидеть того, кто скинул его на дно. Однако же это понимание никак не отменяло бешенства, которое всколыхнулось внутри Висконти. Какая-то шавка решила поставить под угрозу бизнес всей семьи, в которую к тому же входили и старший брат, и отец. По сути, он предал и их тоже своим тупым поступком. Нолан до последнего считал, что крыса среди приближенных и тех, кто посягал на место главы клана, а поджог он расценивал ничем иным, как попыткой расшатать его авторитет и подорвать доверие Марко. Не вышло. А теперь оказалось, что на самом деле все куда проще. С одной стороны, может это было и к лучшему, с другой стороны Нолана крайне сильно разозлило, что виновник всей этой заворушки просто шестерка, от которой даже отец отказался.

Ситуация отягощалась и тем, что несмотря на острое желание до зудящих кончиков пальцев всадить утырку пулю в лоб, тут даже Томаса рядом не нужно было иметь, чтобы предвидеть реакцию Фредерико и Нэша. По собственному опыту Нолан знал, что кровная связь остается кровной, даже если жизнь развела по разные стороны баррикад, и то, что он до сих пор был небезразличен к судьбе Рика, было тому подтверждением. Он сам горел желанием разделать на части того, кто засадил пули в его брата, что же он сделал бы с этим ублюдком, если бы Рик не выжил? Вопрос был риторический. Не желая терять расположение обоих Вератти, Нолан уже понимал, что убить младшего не сможет. Но наказать его следовало так, чтобы у всех остальных не возникло ни малейшего желания повторить подобный подвиг. Выдав коротко распоряжение доставить Леона в подвал его особняка, Нолан швырнул свой телефон на стол и встал из кресла, чтобы подойти к окну. Хмурясь, он смотрел вдаль, на Этну, думая о том, что делать дальше. Кровожадная натура требовала крайних мер, рациональная же часть говорила, что стоит остудить немного пыл, прежде чем он посмотрит на предателя и заглянет ему в глаза. В этот момент Нолан испытал нездоровое предвкушение, мысли сами по себе метнулись в совершенно другую сторону, а перед глазами четко и ярко возникла картина мести. Усмехнувшись, он вернулся к столу, взял телефон и набрал Фредерико. Он должен был первым узнать о том, что натворил его младший сын.

***

Тихий стук в дверь, после которого она открылась и перед Ноланом возник один из его охранников.

— Он пришел в себя, — коротко сообщил он и вышел. Висконти откинулся в кресле, посмотрев сначала на экран своего ноутбука, на котором шла трансляция прямиком из подвала, где его ждали два очаровательных создания. Дополнительный бонус в виде девки сначала вызвал у Нолана недоумение, но он очень быстро осознал, что ее он тоже может использовать. Сняв пиджак и оставшись в одной рубашке, Нолан взял паспорта и билеты, которые принесли ему его люди после обыска Леона, и вышел из кабинета, чтобы спуститься в подвал, по пути закатывая рукава и снимая часы, не желая замарать их в крови.

— Как себя чувствуешь? — холодно спросил Нолан, войдя в подвальное помещение. Момент, когда он поймал взгляд Леона был наверное самым напряженным. Впрочем, Висконти усмехнулся и выгнул бровь, прочитав в темноте расширенных от боли и ужаса зрачков настоящий животный страх.

— С кого начнем? С тебя? Или с нее? — показав пальцем на девушку, Нолан подошел к ней и грубо поднял за волосы голову, заглядывая в бледное лицо, залитое кровью из рассеченной брови. — Ты бы познакомил нас со своей подружкой. В романтическое путешествие собрались? А хотя, зачем я спрашиваю...

Нолан усмехнулся и открыл паспорта, разглядывая поддельные имена.

— Так теперь ты у нас Дилан, — Нолан сощурился, подняв взгляд на парня. — А это... — он скосил взгляд на девушку, затем посмотрел во второй паспорт, — Хэлен. Как банально, — хмыкнув, Висконти сложил паспорта и спрятал их в карман брюк, а сам подошел к Леону и наклонился над ним, сжимая пальцами подбородок и запрокидывая голову глубоко назад.

— В Лондоне наверное хорошо, прохладно, влажно. Как жаль, что ты туда уже не доедешь, — протянул Нолан низким тихим голосом, полным угрозы. В глазах его плескалась злость и жажда крови, скрывать их он даже не пытался. — И что же мне с тобой делать, м?

Кажется, пленник начал давиться кляпом в столь неудобном положении, поэтому Нолан отпустил его и сорвал мешающую говорить тряпку, поморщившись. Все же его люди часто перегибали с методами.

— Ну, я слушаю тебя очень внимательно, Дилан, — ехидно протянув, Нолан дернул парня за волосы, чтобы видеть его лицо, и выгнул вопросительно бровь.