— Послушай, Макс, меньше всего я сейчас хочу вдумываться в то, чем занимается Ким Джейни.

Пиджак небрежно перевешен через левое предплечье и сползает по руке на подхваченный с края рабочего стола старомодный, жёсткий, кожаный кейс; галстук приспущен почти до диафрагмы, а рубашка с завёрнутыми до локтей рукавами расстёгнута на обе верхние пуговицы. Густые, чёрные, вьющиеся патлы непослушно отказываются ровно приглаживаться к голове пятернёй, а под глазами смертной оболочки весьма реалистично вместе с глубокими морщинами зияют внушительные мешки, заслуженные переработкой в три совершенно бессонных ночи и четвёртую, разумеется, записывать себе на счёт совсем не хотелось, а потому глубокий, выразительный голос, непроизвольно отмеченный утомлённой хрипотцой, отдаёт скучающей интонацией, как ведро ледяной воды действующей на заведённого собеседника на другом конце линии связи мобильного телефона, придерживаемого правым плечом, пока глава совета директоров Бостонского банка Федерального резерва пытался привести себя хоть немного в порядок и закрывал кабинет.

— Пока с деньгами города всё в порядке — я ей доверяю, а остальное меня никаким боком не касается.

Последний взгляд, брошенный в огромное панорамное окно, с недовольным прищуром оценивает слишком лениво опускающийся на город сумрак. Беглая сверка с серебряными «авиаторами» на левом запястье — да, самый разгар лета — темнеть по-раньше начнёт ещё не скоро, а ведь уже почти девять. И не то чтобы это было каким-то неудобством, но работая 24 часа в сутки, зачастую, единственным ориентиром на то, что пора-таки заканчивать с делами, помимо, как бы это иронично не звучало, Адского недосыпа, является ещё и цикл рассветов и закатов. И, как следствие, чем раньше город окутывает тьма, тем быстрее приходит мысль сворачиваться несмотря ни на что, или хотя бы разумно отложить некоторые оставшиеся документы на завтрашнее утро.

— Ты хочешь моё мнение? — Кнопка лифта 32-ого этажа главного здания банка опасно застревает в панели — на эмоциях невольно переборщил с силой нажатия. - Вот тебе моё мнение: — тяжёлый выдох сопровождает мельком пролетевшую в голове мысль о том, что было бы неплохо, чтобы хотя бы в кабине во время спуска связь прерывалась, но, к сожалению, каждый угол офиса был сделан так, чтобы ни один важный звонок не был сорван движением, так что избавиться от назойливого оппонента технической случайностью не получится, — в этом городе всегда было слишком много руководящих херов, добрая половина из которых уже давно не стоит ни на что, кроме прибыли в собственный карман. Ким рискнула их подвинуть — у неё получилось. И она исправно выполняет свои юридические и финансовые обязанности до сих пор. — Банкир опирается спиной о блестящую, хромированную сталь задней стенки лифта, на пару мгновений прикрывая глаза и перехватывая кейс перед собой обеими руками, попутно поправляя пиджак.

— А ещё, в кой-то веке в Бостоне появился политик, на которого приятно смотреть. — Он усмехается бурчанию на другом конце линии.

Негромкое «дзынь» оповещает об остановке и дышать становится чуть легче с мыслью о том, что хотя бы физически архидемон вот-вот сможет отдалиться от смертных дел, выходя за пределы территории банка. Кейс снова переходит в левую руку, пиджак цепляется указательным пальцем правой руки за петель ярлыка и перекидывается через плечо, где всё-ещё зажат телефон. (Пора послушать совета Джеймса и купить гарнитуру). Охранник на проходной встречает шефа по-привычки вытянувшись почти по стойке смирно — бывший морпех, ничего не скажешь. Голд отвечает ему коротким кивком.

Один широкий шаг, второй, третий...
Автоматическая дверь реагирует на движение и впускает в помещение запахи, звуки и вечернюю прохладу с улицы.

— Нет, Макс, Макс, тормози. — Взывает банкир, заворачивая в сторону Конгресс-стрит через небольшой сквер, прилегающий к зданию банка. — Мне плевать, в какую сферу уходят деньги, если это получает позитивный отклик. — Он перехватывает телефон в руку, разминая шею. — Пусть она хоть второй Вавилон здесь устраивает — пока людям это нравится и они за это платят, я не вижу смысла спрашивать с неё.

Всё дело в том, что Ким Джейни стала мэром, очень активно вкладывающимся в жизнь многонациональных общин города, а её политика по борьбе с расизмом обрела действия вместо привычных ранее слов, что не очень пришлось по душе некоторым опозиционерам и просто влиятельным лицам Бостона, считающим подобное растрачивание бюджета сущем безрассудством. (Конечно, зачем помогать тем же евреям, если можно положить эти деньги к себе в карман?)

- К тому же документация максимально чиста и её кабинет имеет отличный рейтинг доверия в кредитной истории. — Сайлас ещё раз бросает взгляд на часы, притормозив на светофоре. — И вообще, если тебе вдруг так зачесалось выебать хорошенькую чёрную дырку — кончай болтать и проведи сегодняшнюю ночь с какой-нибудь африканской шлюхой вместо того, чтобы пытаться строить бессмысленные, необоснованные теории заговора вокруг надёжных людей. — Голос Голда резанул по сознанию собеседника холодной сталью раздражения. — И не звони мне завтра, Макс.

С выдохом истинного облегчения телефон отправляется в карман брюк и рабочий день можно считать официально завершённым.

Вот только на спуске к парковке навязчиво не отпускает острое ощущение чужих глаз, настойчиво впивающихся в спину. Сложно сказать, когда архидемон впервые уловил это чувство — его сознание было слишком занято другим, но собственная энергия услужливо подсказывала, что следят за ним весьма прилично и с первоклассным профессионализмом тонко, ведь отчётливо вырисовывающуюся постороннюю ауру герцог учуял только после того, как снова оказался в закрытом помещении, где помимо него из совершенно точно присутствующих был только сторож, сопящий в газету перед многочисленными экранами с камер наблюдения в своей коморке. Да и тот был простым смертным, а сущность, вцепившаяся вниманием в Голда, абсолютно однозначно находилась за гранью этого состояния, источая характерный «запах неприкаянной души» и полностью соответсвуя ему сопутствующим эмоциональным настроем.

В монолитной тишине серого бетона уже почти пустого подземного паркинга стало даже будто бы прохладнее.

Но Сайлас лишь сбавляет ритм шага, отбивающего размеренный, уверенный ритм деревянными каблуками начищенных до блеска, матово-чёрных оксфордов. Аура архидемона растягивается, охватывая камеры и берлогу охранника. Простой био-энергетический трюк с материей пространства — ничего больше. Человек сильно устанет и глубоко заснёт, как после тяжёлой смены, а техника зафонит белым шумом, вступая электромагнитным полем в резонанс с паранормальным. Ещё немного напора и могла бы сработать сигнализация у какого-нибудь из автомобилей, но герцог умело удерживает свою энергию на одном уровне, как цепного пса на коротком поводке со строгим ошейником. Он не преследует цели разгромить здесь всё. Нужно лишь оставить охотника и его «жертву» наедине друг с другом и исключительно за завесой тайного для смертных мира, известного им только как мифы, легенды и страшилки.

Ещё несколько шагов и за одной из дальних колонн показывается остроугольный капот «кадиллака». Перевешивая пиджак через кейс и левую руку, банкир запускает правую в карман за ключами, но не вынимает их, останавливаясь и оставляя ладонь в брюках, будто бы выжидающе поигрывая пальцами с кольцом от брелка сигнализации.

— Удивительное сочетание: — артистичный голос Голда разливается по холодному, сосредоточенно замершему воздуху ласковым теплом и тягучестью расплавленного золота, — хладнокровие идеального убийцы и истинно женская предусмотрительность, смешанная с настороженным любопытством. — Он улыбается самому себе одними уголками губ, казалось, сильнее расправляя плечи, но не оборачиваясь.

У дверей, с чемоданами.
Так непривычно: стоять у дверей дома, с чемоданами. Всё изменилось, изменился хрупкий мир девушки, и, сейчас, сложно поверить в происходящее. Хрупкие пальчики стучали в дверь, предвкушая стук обуви по полу, громкие голоса, смех и напоминания о правилах приличия. Элиза не понимала, почему, до сих пор, из-за ближайшей античной статуи не выскочил Данте. Как-то не верилось, что, однажды, она вернётся домой, а её никто не встретит. Много всего изменилось.
И, прежде всего, содержимое двух жёстких двухколесных коричневых чемоданов со сменной одеждой и обилием предметов, без которых нельзя провести и сутки в чужой комнате. Она, с удовольствием, взяла бы любимые, бежевые, прелестно украшенные орнаментом из сиреневых роз с чуть острыми лепестками, но одна мысль о возможности замарать или поцарапать такую красоту, навевала жуткую тоску. Ещё на первом курсе пришлось купить практичные средства переноски вещей по совету тётушки. Девушка крепче сжала ручки обоими руками.
Чтобы сдать экзамены, пришлось лететь в университет – дома никто бы не позволил сосредоточиться и высидеть хотя бы два-три часа в тишине. Данте, правда, не помешал бы, больше. Сразу после похорон тётушки он улетел разведывать места возможного жительства, страны, в которых слишком близкие отношения между родственниками не карались бы законодательством. Ради любви пришлось идти на страшные жертвы, даже, пустить в сердце чувство вины, избавиться от которого не удалось и сейчас. Данте звонил каждый день и писал, тоже. Приятные пожелания доброго утра, спокойной ночи, приятного аппетита, фотографии себя любимого, некоторые из которых Элиза могла смотреть только убедившись, что осталась одна.
Элиза Харрис пропала со всех радаров практически на месяц, оттого и пришлось Данте самому выискивать уютное гнёздышко. Младшая Харрис до сих пор надеялась, что он вернётся и будет ближе к семье. Пока же, она сама отдалилась, чтобы сдать всё на высшие баллы и как можно больше готовится к предстоящей практике. Всё что она успевала – спать по восемь часов и есть два раза в день, да проверять почту. Студенческий коллектив был чудесным, только в период зарабатывания баллов все сжирали друг друга как тигры или гиены. Данте, в ответ на это, заливался смехом и пестрил шутками: так и готовят к взрослой жизни, особенно, в сфере бизнеса, от которого девушка была так же далека, как планета Земля от галактики EGS-zs8-1. Только, это не у него дёргался левый глаз и щемило мышцы шеи целую неделю.  Поэтому, страсть как, хотелось сварить ароматный кофе, достать с самой верхней полки шкафа припрятанные конфеты, забраться под плед, отключившись от мира под смешную романтическую комедию.
Усталость схлынула, едва девушка оказалась у родных стен. Поместье Бишоп-Мэнсон навевало множество воспоминаний. Даже сама его атмосфера осталась такой же, как и раньше. Родная, близкая, по-домашнему тёплая, опутанная лозой тайн и опасностей.  Убийство любимой тётушки родственником, «сорванные тормоза» с Данте, новые лица в поместье, с которыми девушка и познакомиться не смогла толком. Насколько всё изменилось за тридцать дней? Насколько нормализовалось?
Хотелось в душ, что-нибудь перекусить, всухомятку, как следует выспаться. Девушка позабыла косметичку на дне одного из чемоданов, зная, что первый кто её увидит, встретит лучезарно улыбающееся приведение в чёрно-белом платье-рубашке, с забранными на затылке волнистыми волосами, везущего за собой хранилища вещей. Приведение ли? Ведь призраки не стучат каблуками, заходя внутрь жилища.
– Есть кто-нибудь дома? – словно ксилофон, раздался нежный голос.
Кто-то приближался. Только, кто?